Чтобы понять всю сложность ситуации с образованием в российских школах и как следствие в ВУЗах, предлагаю ознакомиться со статьей доктора физико-математических наук, профессором, заведующим кафедрой геометрии и топологии ПетрГУ Александром Владимировичем Ивановым. В статье очень подробно изложены основные проблемы, касающиеся качества образования, и тенденции по его изменению в будущем. С некоторыми выводами по выходу из создавшегося положения можно согласиться, с другими можно поспорить. Но в целом эта работа заслуживает изучения и осмысления.

ЕГЭ ИЛИ ОБРАЗОВАНИЕ — ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО

1. Роль экзаменов в системе образования, которую мы потеряли.

Выпускные экзамены за курс средней школы всегда были важнейшим элементом образовательного процесса. Они служили не для того, чтобы измерить уровень знаний школьников. Их главной задачей было мотивировать учителя — учить, а ученика — учиться. В нашей классической школе выпускные экзамены были обязательными и охватывали восемь дисциплин программы. Они проходили под контролем вышестоящих органов (были государственными), и на них оценивались не только выпускники, но и качество работы школы. Каждый недоученный двоечник на выпускном экзамене становился проблемой учителя. Тем самым поддерживалась наша главная образовательная традиция — учить всех. Общая цель — качество выпуска — объединяла педагогический коллектив, обеспечивала учительский самоконтроль, а также постоянное внимание и содействие учителю со стороны руководства школы –- завуча и директора.
На выходе мы имели среднее образование. Одно из лучших в мире.
Вступительные экзамены в вуз прямого отношения к школе не имели. Подготовка к ним была личным делом выпускника, и для поступления в институт среднего уровня было вполне достаточно базы обычной средней школы.
В смутное время 90-х годов система образования подверглась многоплановому деструктивному воздействию. В частности, был устранен государственный контроль за выпускными экзаменами. Переданные в ведение школы, они стали деградировать. Но скорость такой деградации в разных школах была разной, и вплоть до введения ЕГЭ у нас ещё оставались образовательные учреждения, которые работали по описанной выше схеме, давая своим выпускникам полноценное среднее образование.
Высшее образование в этот период активно разрасталось (в том числе значительно увеличилось количество бюджетных мест). Это стало следствием единственного реального запроса новой власти к системе образования: вузы были востребованы как средство социальной нейтрализации молодежи (в частности, так решалась проблема безработицы). Выпускникам предложили «жизненную траекторию» школа-вуз, и за неимением альтернативы основная масса пошла по ней. В такой ситуации уровень вступительных испытаний оставался достаточно высоким, хотя достигать этого уровня абитуриентам все в большей степени приходилось при помощи репетиторов. Но в итоге, несмотря на снижение качества школьного образования, в вузы в основном приходили подготовленные студенты, которые могли усваивать их образовательные программы.
Так было до введения ЕГЭ.

2. ЕГЭ — система имитации выпускных экзаменов, скрывающая их полное отсутствие.

Система ЕГЭ вводилась под лозунгом объединения выпускных и вступительных экзаменов под «крышей» школы. И до сих пор все ответственные лица постоянно твердят, что «ЕГЭ объединил школьные выпускные и вузовские вступительные экзамены», хотя это утверждение категорически не соответствует действительности. Система единого экзамена фактически упразднила выпускную итоговую аттестацию, и в этом одна из главных причин негативного воздействия ЕГЭ на школьное образование.
Объясним ещё раз, почему ЕГЭ — это всего лишь имитация выпускных экзаменов. Из двенадцати нынешних ЕГЭ обязательными для получения аттестата о среднем образовании являются только два — русский язык и базовая математика. Остальные экзамены школьники сдают в добровольном порядке и практически лишь в том случае, когда они нужны для поступления в вуз ( т. е. это в чистом виде вступительные испытания). Доля сдающих здесь колеблется от 4% до 60% в зависимости от предмета. Такие экзамены нельзя называть выпускными ни по сути, ни по закону об образовании, в котором записано (ст. 59, часть 2), что выпускная итоговая аттестация является ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ. Подчеркнем, что результаты единых экзаменов не оказывают никакого влияния на оценки аттестата.
Две функции — выпускная и вступительная — формально объединены сегодня только в экзамене по русскому языку. До недавнего времени в этом качестве выступал и ЕГЭ по математике, однако в 2015 году его аттестационная функция была передана новому чисто выпускному базовому единому экзамену, а прежний математический ЕГЭ получил название «профильного» и стал таким же добровольным, как и остальные вступительные ЕГЭ. Теперь многие школьники сдают оба эти ЕГЭ одновременно. Базовый — для получения аттестата, профильный — для поступления в вуз. Таким образом, практика показала несостоятельность идеи объединения двух функций в одном экзамене.
Итак, из всех ЕГЭ выпускными аттестационными являются только два, которые учащимся необходимо сдать на минимальный зачетный балл. И здесь важно отметить то реальное содержание, которое стоит за этим баллом. Так вот, для получения аттестата по базовой математике школьнику достаточно написать правильный ответ на 7 заданий следующего типа:
1) В квартире две комнаты: одна имеет размеры 3 на 6 метров, другая — 4 на 5. Найти площадь большей комнаты.
2) Килограмм моркови стоит 40 рублей. Вася купил 2 килограмма моркови и заплатил сто рублей. Сколько он получит сдачи?
3) Дана формула F=ma. F=84, m=21. Найти а.
4) Сложить дроби 1/2+2/5.
5) По графику месячной температуры определить день, когда она была максимальной.
6) Даны величины: рост ребенка, высота горы и толщина листка бумаги. Даны значения: 5 км, 110 см и 0,2 мм. Требуется установить соответствие между величинами и значениями. (То есть понять, что 110 см — это как раз рост ребенка; такое называется теперь «задачей на чувство числа»).
Из 20 заданий базового ЕГЭ десять — такие. Остальные немного сложнее, но они никому не нужны: для получения аттестата достаточно решить 7, с запасом — 10.
Отсюда видно, что уровень государственной аттестации по математике в 11 классе практически не выходит за пределы начальной школы. Тем самым фактически объявлено (и учителям, и школьникам), что для получения аттестата изучение математики в средней школе теперь не требуется.
Зачетный порог ЕГЭ по русскому языку аналогичный: его вполне преодолевает средний выпускник начальной школы.
Надо подчеркнуть, что крайне низкий уровень выпускных требований — это неустранимый системный недостаток ЕГЭ. «Независимая, объективная и единая» аттестация в наших условиях может быть только такой. Система образования страны крайне разбалансирована, уровень разных школ отличается на порядок, и повышение аттестационной планки приведет к провальным результатам не только в отдельных школах, но и районах, что недопустимо по социально-политическим причинам. И перспективы здесь строго негативные, потому что деградация школы ежегодно вынуждает понижать уровень аттестации, что, в свою очередь, ведет к дальнейшему снижению качества образования.
Итак, вместо прежних выпускных экзаменов по восьми дисциплинам у нас теперь два аттестационных ЕГЭ на уровне начальной школы. В такой ситуации вполне можно сказать, что государственный контроль за качеством знаний в средней школе полностью отсутствует. Однако дальше будет показано, что выпускной стандарт на уровне ноль (как по базовому математическому ЕГЭ) гораздо разрушительнее для образования, чем полное отсутствие какого-либо контроля и передача функций аттестации школьному учителю.

3. Школа без выпускных экзаменов: свобода не учить и не учиться.

Отмена выпускных экзаменов и перенос вступительных испытаний в школу под видом ЕГЭ изменили её социальную функцию, превратив школу в некую ступеньку на пути в вуз. Значение среднего образования как такового существенно упало. Школьники, не ориентированные на обучение в вузе, обрели возможность получать аттестаты с практически нулевыми знаниями по всем предметам. Для большинства остальных ЦЕЛЬЮ И СМЫСЛОМ ШКОЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ СТАЛИ БАЛЛЫ ВСТУПИТЕЛЬНЫХ ЕГЭ. В какой степени школа оказалась в состоянии выполнить этот запрос — о том речь пойдет ниже. Сейчас отметим главное: наша основная образовательная традиция — учить всех –– вступила в противоречие с новой реальностью и оказалась разрушенной в считанные годы. Набор вступительных ЕГЭ у каждого школьника свой, и дисциплины, не входящие в этот набор, с полным основанием рассматриваются им как излишняя нагрузка. Здесь возникает консенсус в отношениях ученика (и его родителей) с одной стороны и учителя — с другой. Учитель получает полную свободу не обращать внимания на детей, не интересующихся его предметом (а работа с отстающими — самая неприятная нагрузка для учителя), а ученик — свободу не учиться. Заметим, что в условиях такой «свободы» появляется возможность вообще никого не учить, а лишь имитировать образовательный процесс (масштабы этой имитации таковы, что о ней говорил президент в послании Федеральному Собранию от 04.12.14). Естественно, что система ЕГЭ получала всё большую поддержку и с той, и с другой стороны при стремительном падении качества образования. Всё это справедливо называется «развращением халявой».
После введения ЕГЭ каждый учитель был вынужден строить новую профессиональную стратегию в зависимости от того, с каким учениками он работал.
В профильном классе большинство учащихся ориентированы на одни и те же ЕГЭ, что ставит перед учителем конкретную задачу подготовки к ним. По математике, например, это означает неизбежный крен в сторону изысканной техники решения заданий повышенной сложности в ущерб тем разделам курса, которые не представлены в ЕГЭ (а это порядка 40% программы). Плюс обязательный постоянный тренинг (натаскивание), без которого высоких баллов не получить. Такая стратегия снижает общее качество математической подготовки (причем именно в той части, которая по Ломоносову «ум в порядок приводит»), но фатальных последствий в себе не несет. Более того, с точки зрения ученика и учителя здесь всё благополучно: дети серьезно занимаются предметом, получают высокие баллы ЕГЭ, поступают в престижные вузы, учителя имеют высокие зарплаты и рейтинги и т. д.
Однако надо заметить, что ЕГЭ являются вступительными экзаменами во все вузы сразу (в том числе — самые престижные) и поэтому содержат задания, предназначенные для отбора лучших из лучших. Такие задания по определению недоступны среднему ученику, и, как это ни прискорбно, среднему учителю тоже. Большинство педагогов в принципе не могут обеспечить полноценную подготовку к ЕГЭ. И бесполезно их обвинять в этом, потому что подготовка к вступительным экзаменам в элитные вузы никогда не была и не может быть функцией массовой средней школы.
Поэтому описанный выше вариант доступен только учителям очень высокой квалификации (таких не более 5-10% от состава учительского корпуса) и при условии специального подбора состава учеников.
При этом речь здесь идет лишь о профильных дисциплинах специализированного класса. Все прочие «науки» оказываются в положении пасынка. Попытки учителя истории или литературы заставить школьниковматематиков серьезно заниматься его предметом встречают активное противодействие не только со стороны учеников и их родителей (зачем детей на ерунду отвлекаете?), но и коллег, и руководства школы. Ведь такая «дополнительная нагрузка» снижает шансы выпускников на высокие баллы профильных ЕГЭ, а именно эти баллы являются мерилом качества и школы, и учителя.
Поэтому нормой в старших профильных классах всё больше становится легкая имитация преподавания прочих дисциплин, которая временами доходит до того, что уроки совсем не проводят, хотя они как бы стоят в расписании, и учителя за них получают зарплату.
В обычных старших классах массовой школы ситуация еще более тягостная. Там собраны ученики с совершенно разными егэшными интересами, и удовлетворить их «образовательные запросы» в рамках одного класса на одних уроках в принципе невозможно. Учителю остается «проходить программу», понимая при этом, что его уроки не нужны фактически никому, даже тем, кто будет сдавать единый экзамен по его предмету, поскольку подготовка к ЕГЭ требует иных технологий. А внедрение этих технологий на обычном уроке сделает невыносимым пребывание на нем тех, кому данный ЕГЭ не нужен.
Из сказанного следует, что наша традиционная система обучения оказалась в глубочайшем структурном противоречии с системой ЕГЭ. Подготовка к единым экзаменам, которая стала целью среднего образования, может быть обеспечена только в профильных классах (и у репетиторов, разумеется), а массовая школа дать её не в состоянии, и пребывание в ней для прагматичного школьника потеряло всякий смысл.
Система ЕГЭ фактически ликвидировала среднее образование в его прежнем понимании, когда от выпускника требовали знания всех предметов школьной программы. Сегодня великим чудом смотрятся классы, где одинаково хорошо преподают математику и литературу, историю и физику, выпускники которых с одинаковым успехом поступают на гуманитарные и технические специальности и просто являют собой пример культурных и грамотных людей.

4. Статистика катастрофы.

Числовые характеристики процессов, идущих в нашем среднем образовании, сводятся сегодня в основном к результатам ЕГЭ и его выпускного аналога для 9 класса — ОГЭ. Поскольку нас интересуют показатели школы в целом, а не достижения отдельных групп, сдающих тот или иной добровольный вступительный ЕГЭ, ограничимся двумя обязательными дисциплинами.
МАТЕМАТИКА. По результатам ЕГЭ-2012 около 14% выпускников практически ничего не вынесли из курса математики средней школы (см. [1] И.В.Ященко, А.В.Семенов, И.Р.Высоцкий. Методические рекомендации по некоторым аспектам совершенствования преподавания математики. ФИПИ. 2014.) В 2014 году таких школьников стало уже почти 25%, о чем объявил глава Рособрнадзора С.Кравцов на коллегии Минобрнауки 1 октября 2014 года (см. http://www.ug.ru/news/13017 ). ОГЭ-2014 показал, что среди девятиклассников этот показатель варьировался от 30 до 50% в зависимости от региона (см. упомянутую выше работу [1] И.Ященко и др.) .
Осенью 2014 года было впервые проведено национальное исследование качества образования (НИКО) по математике в 5-7 классах. Организатор и руководитель НИКО И.Ященко на «круглом столе» по проблемам математического образования в ГД РФ 24 декабря 2014 г. сообщил, что в 7-х классах 50% учеников уже выпали из учебного процесса (попросту говоря, математику не воспринимают), а общие результаты семиклассников при решении элементарных задач хуже, чем у школьников 5 класса. Немыслимый феномен, когда в результате обучения уровень знаний падает!
Итак, мы видим числовые характеристики катастрофического процесса: в 2012 году 14% школьников «прошли мимо» математики среднего звена, в 2014-м —
25%, в 2016-м (прогноз) — 30-50%. Судя по результатам НИКО, в 2019-м, когда семиклассники 2014 года станут выпускниками, ситуация будет ещё хуже. Причем, если в 9-11 классах эти показатели можно списать на «прагматизм гуманитариев», ориентированных на сдачу ЕГЭ по математике на минимальный балл для получения аттестата (а для этого осваивать программу среднего звена не обязательно), то в 5-7 классах характер учебного процесса почти полностью определяется учителем. И те 50% семиклассников, о которых упоминал Ященко, целиком на совести школы, получившей возможность записать их в «гуманитарии» и не учить вовсе.
Заметим, что ссылки на «честность» ЕГЭ, которыми Рособрнадзор обычно оправдывает снижение результатов экзамена, ни в коей мере нельзя отнести к НИКО, поскольку это обследование проводилось без видеонаблюдения и рамок металлоискателей, и вполне вероятно, что реальная ситуация ещё хуже.
В 2015 году провели реформу, которая еще более ускорила процесс деградации: был введен аттестационный базовый ЕГЭ по математике в дополнение к прежнему единому экзамену, который перестал быть обязательным (теперь это вступительный профильный ЕГЭ). По иронии судьбы смертоносный для образования экзамен был введен в соответствии с «концепцией развития математического образования», что прямо говорит о «качестве» этой концепции.
Как уже было отмечено в п. 2, зачетный порог базового ЕГЭ низок до безобразия. Этот экзамен предлагали с целью аттестации «гуманитариев», тех школьников, которым математика не нужна для поступления в вуз и которые своим пренебрежительным отношением к предмету снижали средний балл ЕГЭ. Но фактически был установлен выпускной образовательный стандарт на уровне абсолютной двойки для всех, что привело к ускорению деградации математического образования.
Аттестационный порог прежнего «единого» ЕГЭ по математике также был предельно низок (3 задачи уровня начальной школы в 2014 году), но раньше он был упрятан в сложный экзамен и не был очевиден учащимся, вынуждая их заниматься математикой в большом объеме. В новом базовом ЕГЭ его примитивность предельно обнажена и откровенна.
Если государство на выходе из средней школы требует показать знания, которыми ученик обладает на входе, учить математику становится не обязательно. Уже в первый год действия новой системы доля школьников, сдававших базовый ЕГЭ, составила 60%. Это выпускники, которые выбрали для себя вариант получения аттестата на самом примитивном уровне. Значительная часть учителей с облегчением избавилась от необходимости готовить всех к прежнему обязательному сложному ЕГЭ и перешла на «базовый уровень». Как следствие, количество школьников, набравших высокие баллы по профильной математике, упало за один этот год более чем на 20% (хотя Рособрнадзор путем манипуляций с пересчетом баллов и прямых подтасовок пытался показать «рост»).
В 2016 году на базовый экзамен записались уже около 90% будущих выпускников. Доля тех, кто уверен в своих способностях пройти аттестацию на профильном уровне, уменьшилась почти в 4 раза! Эта статистика отражает самооценку школьниками своих математических знаний и свидетельствует о крайне негативных процессах, идущих в школе. Стала нормой ситуация, когда учащимся объявляют, что на уроках их будут готовить только к базовому экзамену, а профильный — «ваше личное дело». В результате резко сократилось число тех, кто собирается сдавать вступительный ЕГЭ. Тем самым подрывается база для подготовки инженерно-технических кадров.
РУССКИЙ ЯЗЫК. ЕГЭ по русскому отличается от математики принципиально. Во-первых, этот экзамен является обязательным конкурсным на все специальности. По этой причине подавляющее большинство школьников заинтересованы сдать его на максимальный балл.
Во-вторых, программа русского языка заканчивается в 9 классе, и дальнейшие занятия по русскому в 10 и 11 классах посвящены исключительно подготовке к ЕГЭ.
Результаты этого ЕГЭ имеют весьма отдаленное отношение к владению языком, и поэтому из них трудно извлечь какую-либо информацию о качестве работы учителей словесности. Отметим, что зазубренные к этому экзамену филологические факты, как правило, не находят практического применения ни в дальнейшей жизни, ни при обучении в большинстве вузов.
Введение ЕГЭ кардинально перестроило преподавание русского языка в средней (и начальной) школе. Практически полностью была ликвидирована такая форма учебной работы, как сочинение (заметим, что учебные программы при этом не менялись). Всё обучение подчинили главной цели — сдаче ЕГЭ на максимальный балл. Страна получила отлаженную система подготовки к ЕГЭ, начиная чуть ли не с первого класса (см., например, О.Д.Ушакова. Готовимся к ЕГЭ по русскому языку. 1 класс. 5 итоговых тестов с бланками ответов. «Литера». 2011 ), и… стремительное падение грамотности выпускников. В августе 2014 против ЕГЭ высказался даже патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Его возмутила, в частности, потрясающая безграмотность нынешних слушателей духовных учебных заведений.
Слава Богу, теперь это уже в какой-то мере в прошлом. Возврат выпускного итогового сочинения положил начало восстановлению традиционного образования по русскому языку. Тем самым появились основания для того, чтобы повышать уровень требований к этому сочинению и в дальнейшем отказаться от аттестационного ЕГЭ. Сочинение — это наша национальная форма контроля уровня подготовки выпускников по русскому языку и литературе, которой более 200 лет. Качество этой формы аттестации не сопоставимо с качеством ЕГЭ. Абсолютно нелепо рассматривать итоговое сочинение как допуск к единому экзамену.

5. Чем отличаются обычные вступительные экзамены от ЕГЭ?

То, что конкурсные вступительные испытания предназначены для отбора лучших — известно всем. Но далеко не все знают, что прежние вступительные экзамены в вуз выполняли ещё одну функцию: они задавали абитуриенту уровень требований, который был необходим для дальнейшего обучения. С подготовки к этим экзаменам для будущего студента фактически начинался вузовский образовательный процесс. Вступительные испытания вполне можно назвать первой сессией, успешная сдача которой означала, что претендент будет способен усваивать образовательную программу.
Эта вторая (подготовительная) функция вступительных экзаменов в действительности была важнейшей, поскольку она (в большинстве случаев) исключала ситуацию, когда вновь зачисленный студент оказывался не в состоянии учиться. Вступительные испытания по одному предмету даже на разных факультетах одного вуза всегда были разными, потому что разными были требования к обучающимся. Никому не приходило в голову дать один и тот же вариант по математике будущим программистам и психологам, например.
Архитекторы ЕГЭ сделали именно это: предложили одно и то же для всех без исключения. Получился монстр, который подготовительную функцию не способен выполнить ни для кого, причем именно в силу своей универсальности. Оценочная шкала ЕГЭ хорошо ранжирует абитуриентов, но за баллами этой шкалы неразличим уровень знаний, который мог бы обеспечить усвоение образовательной программы конкретного вуза.
Минимальные проходные баллы ЕГЭ эту проблему не решают ни в коей мере. Минобровские пороги рассматривать в этом качестве вообще не серьезно. По математике, например, официальные 27 проходных баллов соответствуют решению шести простейших задач уровня 5 — 7 класса. В прежние времена с такими «знаниями» не взяли бы даже в 10 класс. Вуз имеет право поднять это значение. Допустим, он увеличит минимальный проходной балл до 50. Теперь для преодоления порога нужно не 6, а 10 задач ТОГО ЖЕ УРОВНЯ. И что от этого изменилось? По сути — ничего.
Каждое повышение проходного балла сужает круг претендентов. Причем за бортом нередко оказываются способные ребята, которые именно из-за своих способностей не уделяют должного внимания отработке «навыков сдачи ЕГЭ», и их обходит по баллам натасканная бестолочь. Заметим, что если вуз захочет обеспечить надежное знание абитуриентами геометрии, например, то ему придется установить немыслимый порог в 98 баллов (выпускников с такими показателями теперь всего 0,03%; нынешний школьник может сдать ЕГЭ по математике без всякого знания геометрии на 97 баллов). Теперь даже мехмат МГУ стонет оттого, что его студенты не знают элементарных геометрических фактов.
Итак, ключевой неустранимый недостаток ЕГЭ как вступительного экзамена состоит в том, что он не способен выполнять подготовительную функцию прежних вступительных испытаний. К тому же баллы ЕГЭ «действительны в течение 4 лет» (почему не пожизненно?), это положение записано в закон об образовании. А что остается от знаний через 4 года? Похоже, что разработчики закона не слышали вообще о главной функции вступительного экзамена.
Следствием является ТОТАЛЬНЫЙ ОБМАН МОЛОДЕЖИ. Школьники набирают свои баллы ЕГЭ, счастливые отправляются в вуз и там массового оказываются «у разбитого корыта»: учиться они не могут. С первого дня выпадают из образовательного процесса и либо уходят со временем, либо плывут на волнах нормативно-подушевого финансирования (которое не дает вузу самостоятельно от них избавиться) с липовыми тройками к такому же диплому. Этот процесс охватил сегодня практически ВСЕ вузы и ВСЕ факультеты.
Самое безобразное в этой истории то, что если бы хотя бы часть усилий, затраченных на подготовку к ЕГЭ, была направлена на достижение уровня прежних вступительных испытаний, те же студенты вполне успешно могли бы учиться в тех же самых вузах.

6. Коррупция в системе ЕГЭ.

Система ЕГЭ по своей структуре изумительно предрасположена к коррупции. Хотя более правильно здесь говорить не о коррупции как таковой (это понятие в расхожем представлении обычно связано с деньгами), а о нечестности в широком смысле.
Баллы ЕГЭ стали главной целью обучения для школьника, но они также официально объявлены основным показателем качества образования. По этой причине все субъекты, имеющие отношение к образованию, – от школьного учителя до Минобра — заинтересованы в том, чтобы эти баллы были большими и год от года росли. При проведении ЕГЭ все участники процесса прямо или косвенно работали на этот результат. И школьный учитель, который во время экзамена оказывал «СМС поддержку» своим ученикам, и наблюдатели в классах, которые смотрели «в потолок», а не на списывающих выпускников, и Рособрнадзор, понизивший в 2014 году порог аттестации, а в 2015-м прямо фальсифицировавший результаты базового ЕГЭ по математике для сокращения процента двоечников, — все заботились об одном и том же: о ПОКАЗАТЕЛЯХ «качества образования».
В этом проявляется системный порок подобного подхода. Когда реальное качество подменяется «показателем», довольно быстро оказывается, что показатель легко повышать, не обращая внимания на качество, и даже в ущерб ему.
Кроме того, все составляющие процесса, связанного с «обходом правил» при поступлении в вуз, перешли к ЕГЭ. Но если раньше этот процесс был привязан в основном к престижным вузам, и число центров его локализации составляло пару сотен, то теперь он рассеян по необъятным просторам нашей страны и может иметь место в любом пункте сдачи единого экзамена. Именно в этих пунктах решается сегодня вопрос о том, кому быть студентами МГИМО, ВШЭ и т.д. А то, что на местные процессы влияют местные «уважаемые люди», очень хорошо известно. Также нет нужды объяснять, что у этих людей с их многочисленными «друзьями и коллегами» есть дети, которые хотят учиться «не где-нибудь».
Перечисленные выше предпосылки привели к тому, что нечестность после утверждения системы ЕГЭ в 2009 году стала расти в геометрической прогрессии. Лидерами здесь были наши южные регионы, где народ более практичен и быстрее уловил «новые возможности», которые нес в себе ЕГЭ. К 2012 году масштабы такой нечестности фактически поставили под угрозу само существование единого экзамена. И тут настал год 2013 с его суперскандалом, когда варианты предстоящих ЕГЭ каждый желающий мог получить в Интернете бесплатно вместе с решениями. Экзаменов тогда фактически не было, и Минобру удалось сохранить минимум приличий только потому, что не все школьники знали о такой возможности.
Скандал 2013 года, имевший масштаб государственного преступления, вроде бы расследовали, однако виновных не назвали, и никто не понес наказания.
Есть основания считать, что его централизованно организовали те, кто имел соответствующие возможности, поскольку никаких «стихийных мотивов» для возникновения подобной ситуации не просматривается. Как теракты 11 сентября позволили переформатировать американскую демократию, так и скандал 2013 года стал основанием для перевода процедуры проведения ЕГЭ в формат антитеррора (металлодетекторы, видеонаблюдение и т.п.). Кроме того, в 2013 году был установлен «эталон нечестности», на который теперь можно равнять нынешний «честный ЕГЭ».
И уж совсем пустяком смотрится на этом фоне замена прежнего, всеми забытого, руководителя Рособрнадзора на нынешнего Кравцова. Но именно при Кравцове впервые была освоена технология централизованной фальсификации результатов единого экзамена, позволяющая произвольно рисовать баллы ЕГЭ и впаривать обществу и власти ложь об успехах образования в условиях его деградации.
Надо отметить, что «честность ЕГЭ» носит в основном имитационный характер. Рамки металлоискателей часто не работают, видеонаблюдением охвачены далеко не все пункты, и оно «временами отключается» (характерный пример – нашумевший случай 2015 года в одной из мордовских школ, когда выпускники по команде достали пронесенные на экзамен гаджеты, а видеонаблюдение почему-то не выключили, и все «вляпались»). Эти показные мероприятия направлены на поддержание имиджа ЕГЭ, их реальная эффективность сомнительна. Например, на ЕГЭ-2015 было изъято при досмотре всего 2 тыс. мобильных телефонов на более чем 2 млн. человекоэкзаменов. При этом опросы школьников показывают, что по крайней мере каждый пятый из них имел телефон на ЕГЭ.
Совершенно ясно, что честная аттестация по сравнению с нечестной должна приводить, например, к увеличению количества двоечников. Однако у нас наблюдается прямо противоположная картина: ЕГЭ «честнеет», а двоек все меньше и меньше. В 2015 году доля не аттестованных по ЕГЭ (а это два экзамена – русский язык и математика) составила 1-1,5%. Эта неопределенная официальная цифра (через дефис) говорит о том, что сам Минобр стесняется называть её значение. Уточним: двоечники по русскому языку составили 0,2% от всех выпускников, и это при том, что число школьников, кто свою фамилию не может написать без ошибок, существенно больше. Но если раньше подобный «результат» был итогом совместных усилий всех звеньев образования, то теперь это достижение исключительно Рособрнадзора — главного фальсификатора.
Власть понимает коррупционную неустойчивость системы ЕГЭ. Поэтому к проведению единого экзамена «страна готовится как к войне»: на местах создаются штабы по проведению ЕГЭ, объявляют о персональной ответственности губернаторов, используется спецсвязь, даются поручения органам внутренних дел, госбезопасности и т.д. Брошена масса ресурсов на решение проблемы, которую сами создали. Но надо понимать, что победить коррупцию в системе ЕГЭ при тех ставках, которые там разыгрываются, в условиях нынешней России невозможно в принципе. Есть только один путь:
отмена самой системы.
А вот проблема массовой вузовской коррупции решается весьма просто. Достаточно довести до судебного решения два-три уголовных дела против взяточников, и о коррупции в вузе забывают. Это проверено многократно. «Доценты с кандидатами» не тот контингент, который согласен сидеть за решеткой. Единичные коррупционные случаи, связанные с вип-персонами крупного калибра, останутся, но они погоды не делают.
То, что массовая коррупция до сих пор присутствует в некоторых вузах, объясняется нежеланием правоохранительных органов заниматься этой проблемой. В какой-то мере здесь проявляется инерция 90-х годов, когда «поборы» со студентов фактически поощрялись сверху как способ дофинансирования системы образования, положение которой было тогда ужасающим. Эту версию подтверждают циничные высказывания ряда высших должностных лиц от образования.
Взращенная до безобразия проблема вузовской коррупции в нулевые годы была использована для введения ЕГЭ. Похоже, что её и сейчас «держат на плаву» как аргумент, оправдывающий существование единого экзамена.
Проводимая Рособрнадзором борьба за «честность ЕГЭ» может привести к самым серьезным социальным последствиям. Наши дети растут сегодня в среде невостребованности со стороны общества. Их контакт с государством осуществляется через школу и никак больше. Но и там он, по сути, отсутствует. С понятием «государственный» школьник сталкивается впервые на выпускных экзаменах (ОГЭ и ЕГЭ), которые проводятся теперь в режиме антитеррора: с полицией, под камерами видеонаблюдения и после рамок металлоискателей, как будто каждый ученик – потенциальный жулик и террорист. На фоне предельно низких, дебильных государственных аттестационных требований.
Но если власть так относится к детям, то и к себе она должна ожидать такого же отношения. Воспитание патриотизма, о котором сегодня твердят на каждом углу, невозможно без уважения к юным согражданам.
Тут кстати вспомнить прежние выпускные экзамены, которые проходили в атмосфере взволнованного напряжения, но с цветами и улыбками на лицах. Тогда они были праздником, особым, но все-таки праздником, который завершал школьные годы.

7. «Объективность и независимость» – два мифа о ЕГЭ.

Тот факт, что Минобрнауки держится за ЕГЭ «двумя руками», не вызывает сомнений. Причин такой «мертвой хватки» несколько, и в этом пункте мы остановимся на одной из них, которая в последние годы приобретает всё более весомое значение. Дело в том, что, как уже было сказано, Рособрнадзор освоил технологии подтасовки результатов единого экзамена и тем самым получил возможность выдавать свои достижения на этом поле за успехи образования.
Основным показателем качества образования является сегодня средние баллы ЕГЭ. Однако, методики подсчета этих баллов год от года меняются кардинально, поэтому их сравнение за разные годы лишено практического смысла. К тому же сам по себе «официальный средний балл» является величиной произвольно изменяемой в зависимости от потребностей пиара. Так, 15 июня 2015 г. было объявлено (см. http://www.interfax.ru/russia/447444 ), что средний балл профильного ЕГЭ по математике составил 49,56 и вырос по сравнению с 2014 годом на 3,14; 29 июня этот балл увеличили до 50,9 (см. http://www.rg.ru/2015/06/29/ege-site.html ). И наконец, осенью на официальном портале ЕГЭ появилось его окончательное значение 45,4, то есть он снизился по сравнению с предыдущим годом на единицу. Другими словами, летом 2015 года в массовое сознание активно продавливалась мысль, что математическое образование у нас существенно улучшилось, однако реальная ситуация была прямо противоположной. То есть имело место сознательное искажение статистической информации высшими должностными лицами. Речь идет об уголовном преступлении, но, разумеется, никто в нашем государстве пока не собирается ставить вопрос в таком ключе в отношении Ливанова или Кравцова.
В связи с этим представляет интерес реальная картина итогов единого экзамена по математике. На приведенной ниже диаграмме представлены результаты профильного ЕГЭ 2015 года в сравнении с 2014-м в зоне высоких первичных баллов. Речь идет о достижениях школьников, которые действительно интересуются математикой и смогли решить более половины заданий профильного ЕГЭ. Они получили оценки от 18 и выше из 34 возможных первичных баллов (работы ЕГЭ сначала оцениваются в первичных баллах, которые затем переводятся в тестовые от 0 до 100). Эти оценки отложены по горизонтали диаграммы. По вертикали — процентная доля выпускников, получивших соответствующий результат. Темные столбики — 2015 год, светлые — 2014-й.

Диаграмма свидетельствует об обвальном падении качества математического образования всего за один год более чем на 20% почти по каждой позиции. Объяснение этому явлению есть ровно одно: разделение экзамена по математике на два уровня привело к тому, что основным приоритетом для массовой школы стал базовый (аттестационный) ЕГЭ. Подготовкой к этому экзамену в первую очередь и занимались учителя, обучая «самых тупых самому тупому». Причем, как уже было сказано в п. 4 , разрушительное воздействие на образование разделения ЕГЭ на два уровня не только не исчерпано, но еще лишь набирает силу.
Почему же этот обвал не нашел отражения в среднем балле ЕГЭ, который понизился в итоге всего на 1 пункт? Дело здесь в шкале пересчета первичных оценок в тестовые, которая устанавливается Рособрнадзором ПОСЛЕ ЭКЗАМЕНА и напрямую зависит от его результатов. Такова «объективность и независимость ЕГЭ».
Например, в 2014 году оценка по математике в 28 первичных баллов давала итоговые 93, а в 2015-м за те же 28 насчитывали уже 96 тестовых баллов. Стобалльная оценка 2014 года предполагала выполнение всех заданий, а в 2015м для оценки 100 можно было недобрать два первичных балла, то есть не решить задачу или допустить грубые ошибки.
По закону и по факту ЕГЭ проводит Рособрнадзор. Там составляют задания экзаменов, разрабатывают критерии и систему оценок и т. д. Ни о каком контроле извне речи при этом нет в принципе. Изменение уровня сложности заданий является дополнительным инструментом, позволяющим влиять на результаты ЕГЭ. Например, средний балл по физике вырос в 2015 году на 5,8 за счет резкого упрощения экзамена. Мотивы здесь очевидны: текущий момент требовал внимания к подготовке инженерных кадров, физика — базовая дисциплина для инженерного образования, и Рособрнадзор среагировал сразу. Надзорный орган цинично занимается очковтирательством в полной уверенности, что за ним никакого надзора нет.
Что здесь любопытно: сам единый экзамен проводится предельно открыто, вплоть до видеонаблюдения в режиме он-лайн, доступного всем желающим. Однако его оценивание в стенах Рособрнадзора закрыто абсолютно. Когда заводят речь о восстановлении выпускной аттестации в школе в формате классических экзаменов, сразу же следуют заявления, что это никак нельзя доверять учителям: будут фальсификации! Учителей разом записывают в потенциальные жулики. Другое дело — чиновники Рособрнадзора, их честность, разумеется, — «вне сомнений».
Проиллюстрировать эту «честность» мы можем результатами базового ЕГЭ по математике, который писали 60% выпускников. Он вводился как средство аттестации двоечников, и именно в этом качестве мы его и рассмотрим. Напомним, что этот экзамен содержит 20 заданий, за каждое дают 1 балл, порог аттестации — 7 баллов. Доля школьников, «проваливших» этот экзамен в 2015 году, так и не была объявлена, но в нашем распоряжении есть его полная статистика, представленная ниже.

Любой специалист, посмотрев на скачок этого графика на аттестационном рубеже в 7 баллов, сразу скажет, что такого распределения не может быть. Когда около полумиллиона человек решают 20 задач, причем «коэффициент решаемости» почти каждой из них не выше 90%, подобные картинки практически исключены. Конечно можно, игнорируя законы теории вероятностей, попытаться объяснить этот резкий рывок вверх стремлением школьников всеми правдами преодолеть заветный аттестационный рубеж . Но здесь надо отметить, что результаты экзамена определяются не желаниями, а возможностями. И для полной убедительности мы приведем сравнительные результаты двоечников двух экзаменов 2015 года: базового и профильного, тех, кто набрал первичные баллы в диапазоне 0 — 6. И те, и другие стремились преодолеть порог в 7 баллов. И те, и другие работали в зоне простейших заданий базового уровня. Но как различаются их результаты:

«Профильные» двоечники ведут себя по законам статистики, а «базовые» демонстрируют чудо. Феномен распределения результатов базового ЕГЭ настолько уникален, что с ним следует разобраться. Возможно, мы имеем здесь дело с не открытым ещё «эффектом ЕГЭ», который обогатит социологическую науку. Однако, есть и другая версия: излом на графике — результат грубой фальсификации результатов экзамена, совершенной в Рособрнадзоре с целью «приведения к нулю» недопустимо высокого процента двоек.

8. Школа для ЕГЭ

Как уже было отмечено в п. 3, система ЕГЭ разрушила внутреннюю гармонию образовательного процесса и сделала пребывание прагматично ориентированного школьника на уроках в старших классах массовой школы практически бессмысленным. Реальная подготовка к ЕГЭ сосредоточена сегодня в профильных классах элитных гимназий и у репетиторов. Именно в этих двух сегментах образования и наблюдается наибольшая поддержка системы ЕГЭ. И если голос репетиторов звучит не слишком громко ввиду их социального статуса, то многие «продвинутые» учителя лоббируют ЕГЭ весьма активно, потому что благодаря единому экзамену они получили «объективное и независимое» подтверждение высокого качества своей работы, которое воплощается в рейтинги, зарплаты, гранты и т. д. Заметим, что именно эта категория педагогов в основном и представляет мнение учительского сообщества в высоких инстанциях.
Сегодня предельно актуальной для Минобра стала задача структурной перестройки всей школы под ЕГЭ, потому что «так, как сейчас» — дальше продолжаться не может. Укрупнение школ, которое уже произошло в Москве, направлено прежде всего на решение этой проблемы. В большой школе, где выпускается одновременно не два, а двадцать классов, есть возможность разбить школьников на группы в соответствии с их егэшными приоритетами и удовлетворить запросы на подготовку к вступительным единым экзаменам.
Этот проект интересен тем, что он безупречно отражает логику ЕГЭ. Такова модель будущего всего нашего образования. И надо выделить ключевой элемент этой модели — раннюю специализацию и, как следствие, отсутствие настоящего всестороннего среднего образования.
Представим себе школьника, который желает учиться под хорошо известным когда-то девизом: «Хочу всё знать!» Хотя бы на уровне, достаточном для приличной сдачи любого из 11 нынешних ЕГЭ (коль скоро все они называются «выпускными экзаменами»). Куда ему теперь податься? В какой «профильный класс»? Где он получит всестороннее образование без «уклонов» и зияющих дыр?
Нигде. И это значит, что со средним образованием в России вот-вот будет покончено.
А ведь кто-то скажет: «Ну и бог с ним, с этим образованием. Зато теперь (может быть) детей к ЕГЭ в школе начнут готовить, на репетиторов меньше тратить придется.»
Но что означает выбор «профиля обучения» для подростка в 9 классе?
Дети в этом возрасте увлекаются самыми разными вопросами. Например, великий математик А.Н.Колмогоров всерьез хотел стать историком. Представьте его судьбу в нынешней школе: профильный гуманитарный класс, где математика преподается на «базовом уровне» (на том самом, для дебилов, см. п. 2).
Но чаще девятиклассники не ощущают тяги никуда. И тогда вопрос о «выборе профиля» решается на семейном совете по принципу исключения того, что никак не подходит: этого ты не знаешь, того — тоже. В итоге получается такойто набор ЕГЭ для поступления в такие-то вузы. Дальше можно нанять соответствующего репетитора для подготовки к ОГЭ 9 класса, и — «в добрый путь» по жизни, с нулевыми знаниями по всем остальным предметам.
И всё это официально (на уровне высших чиновников Минобра) называется способностью современных школьников «самим определять, какие предметы и в каком объеме представляют для них интерес». Речь здесь о том, что старшеклассник, имея очень смутные представления об истории, физике или литературе, тем не менее может точно знать, что все эти дисциплины ему не нужны. Подобные высказывания были немыслимы в ту пору, когда наше среднее образование действительно являлось образованием, и его главной целью было формирование широкой базовой культуры народа. Минобр введением ЕГЭ подменил эту цель суррогатом подготовки к узкому набору вступительных единых экзаменов и теперь отечески поглаживает старшеклассника по голове: «Смотри, как ты вырос, малыш! В отличие от сверстников из недавнего прошлого ты теперь сам знаешь, какие предметы надо учить. И мы даем тебе право такого выбора.» Сколько подлости в этом подходе, если вдуматься.
Заметим, что проводимое сейчас профилирование старшей школы не даст углубленных знаний и в узкой предметной области. Главным приоритетом в такой школе становится подготовка к единому экзамену, и она фактически превращается в курсы по подготовке к ЕГЭ, где доводят до автоматизма технику выполнения стандартных заданий. Отметим еще раз, что эта подготовка дает право поступать в вуз, но зачастую не обеспечивает возможности учиться в нем, то есть по большому счету бессмысленна.
При таком подходе всё, что не имеет отношения к ЕГЭ, за ненадобностью отмирает. Формат ЕГЭ очень конкретный и покрывает далеко не всю школьную программу. Например, как уже было отмечено, профильный экзамен по математике в 2015 году можно было написать на 97 баллов, совершенно не зная серьезной геометрии. Именно поэтому геометрия, которая была важнейшим элементом национальной системы образования и составляла треть общего объема школьной математики, исчезает теперь даже в профильных математических классах.
Однако описанное выше решение проблемы путем укрупнения школ возможно только в очень больших городах. В городах поменьше «укрупнять» труднее. В этом смысле любопытен креативный опыт Биробиджана, который активно обсуждался в сети в феврале 2016.
Начнем с цитаты: «Биробиджанские девятиклассники-троечники, желающие продолжить обучение в школе, уже в следующем учебном году встанут перед весьма ограниченным выбором. Им придется перевестись в одну из двух городских школ, расположенных в отдаленных микрорайонах – Сопка и Биробиджан-2. Только там остаются так называемые универсальные 10-е классы. В других образовательных учреждениях их ликвидируют, создавая классы профильные, куда не попасть без оценок «хорошо» и «отлично» по предметам с углубленным изучением.»
По сути, в Биробиджане предложено создать образовательный мега-монстр, объединяющий все средние образовательные учреждения города, где каждому ученику согласно его егэшным потребностям будет определен профильный класс. Заметим, что потребности эти должны быть подкреплены соответствующей оценкой на ОГЭ в 9 классе. Сам профильный класс может оказаться совсем не по месту жительства, учеников будут вольно переводить из одного школьного здания в другое, исходя из соображений «оптимизации учебного процесса». Ну а для тех, кто не сумеет (или не пожелает) вписаться в новую систему, будет оставлена пара школ с «универсальным» образованием. На самых окраинах, для маргиналов.
Многие родители осознали вредоносность этого проекта, и реорганизация образования в Биробиджане вызвала широкий общественный протест, к которому присоединились даже представители ОНФ. Но надо понимать, что вся эта «кухня» напрямую связана с ЕГЭ, и в системе ЕГЭ по-другому быть не может.
Ну а в городах и поселках, где всего одна-две школы, подобное объединение школ невозможно в принципе. А значит, для подготовки к ЕГЭ у тамошних школьников останется один путь: репетиторы, с которыми, заметим, там тоже не густо.
Так убивают Россию, которая «не Москва».

9. ЕГЭ и классические выпускные экзамены: что лучше?

Официальная позиция однозначна: ЕГЭ — единый, объективный и независимый, дает возможность сравнивать результаты в разный школах, и поэтому он лучше бесспорно. Однако в этой впечатляющей формуле не хватает одной важной детали, о которой умалчивают: ДВОЕК ПРИ ЭТОМ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ (и их практически нет). С таким дополнением все разговоры о «честности» ЕГЭ обретают нулевую цену, о чем уже подробно было сказано в п. 6. И, как следствие, аттестационный уровень выпускных ЕГЭ (напомним, что таких экзаменов ровно два: русский язык и базовая математика; в этом разделе речь идет только о них) соответствует 4 классу начальной школы.
Здесь любой штатный сторонник ЕГЭ сразу скажет, что и прежние выпускные экзамены были нечестными. Это в определенной степени так.
Поэтому давайте остановимся на этой «нечестности» подробнее.
Во имя чего школьный учитель перед проверкой выпускных работ, случалось, исправлял ошибки учеников синей ручкой?
Он выполнял тот самый «государственный заказ», который в июне 2014 года выполнил глава Рособрнадзора и организатор «честного ЕГЭ» С.Кравцов, подписав распоряжение о понижении порога аттестации по математике и русскому языку. А в 2015-м тот же Кравцов, судя по всему, пошел на прямую фальсификацию итогов аттестационных ЕГЭ (см. п. 7). Чтобы двоек не было.
Так в чем же разница? Во многом.
Во-первых, уровень прежнего выпускного экзамена по математике не сопоставим с аттестационными требованиями ЕГЭ.
Вариант выпускной контрольной по математике образца 2000 года (см. http://vk.com/wall-62604527_1060) в порядке эксперимента был предложен нынешним одиннадцатиклассникам. Больше половины участников даже не приступили к его решению: все задачи были им непонятны. А в контрольной всего шесть заданий и они составлены по разделам программы 10-11 классов. Там нет задач на «чувство числа» и таблицу умножения, которые входят в современный базовый ЕГЭ. Изучение школьной математики линейно: каждый последующий раздел опирается на предыдущие и классический выпускной экзамен из шести задач фактически проверял владение всеми разделами сразу. Нынешний базовый ЕГЭ из программы среднего звена фактически не проверяет ничего.
Отсюда вытекает второе фундаментальное отличие выпускного экзамена от ЕГЭ: для того, чтобы на этом экзамене ученик хоть что-то написал (чтобы было где исправлять его ошибки), он должен был в какой-то степени освоить всю программу математики. В противном случае учителю пришлось бы писать за него работу полностью.
И, наконец, коррекция «двоечных» работ носила индивидуальный, избирательный характер. Школа знала своих слабых учеников и снижение аттестационных критериев было выборочным. Уровень выпускных заданий при этом оставался высоким, и именно на него ориентировался и учитель, и каждый ответственный ученик, независимо от того, в какой вуз он собирался поступать: в гуманитарный или технический. В итоге до 90% выпускников обладали математической культурой, достаточной для освоения образовательных программ инженерных специальностей, а будущие гуманитарии — высокой культурой логического мышления.
Надо отметить, что такая «коррекция» была крайне неприятной обязанностью учителя, и единственным способом избежать её было: «учить, учить и учить!» Каждого. А это в новых социальных условиях становилось все труднее и труднее. Поэтому многие учителя с облегчением восприняли решение Минобра взять эти проблемы на себя.
Теперь все разделы школьной программы можно проходить совершенно формально, абсолютно не интересуясь их пониманием со стороны учеников. В этой среде формируются учителя «новой формации», которые не стесняясь говорят в глаза родителям, что если ваш ребенок что-то не понимает, то это
ВАШИ ПРОБЛЕМЫ.
При этом еще раз стоит напомнить, что возраставшая нечестность выпускных экзаменов в 90-е годы напрямую связана с устранением государства от контроля за ними и полной их передачей в ведение школы.
О ЕГЭ по русскому языку в контексте этого раздела и говорить неудобно. До ЕГЭ выпускным экзаменом 11 класса было сочинение, которое проверяло и грамотность, и умение излагать мысли, и наличие самих мыслей. Нынешний ЕГЭ по русскому характеризует своими баллами усидчивость и способность запоминать филологический винегрет. Сравнивать его функционально с прежним выпускным сочинением не представляется возможным.

10. ЕГЭ по математике — убийца инженерного образования.

Новые политические вызовы поставили перед страной задачу импортозамещения и обнажили со всей остротой проблему качества молодых инженерных кадров. Одной из главных причин этой проблемы назван низкий уровень математической подготовки абитуриентов, не позволяющий усваивать образовательные программы технических вузов. Если 20 лет назад математической культурой, необходимой для инженерных специальностей, обладали до 90% выпускников, то теперь их — не более 20%.
Это падение напрямую связано со структурой вступительного ЕГЭ по математике. Нынешняя версия экзамена была внедрена группой И.Ященко в 2010 году (в 2015-м этот экзамен получил статус «профильного»). ЕГЭ по Ященко состоит из двух блоков: В и С ( в 2015 году эти обозначения убрали, но по сути ничего не изменилось; мы будем придерживаться старой терминологии). В заданиях из блока В надо получить правильный ответ, решение не требуется и не проверяется. Все задания этого блока — задачиодноходовки (первые три из них вполне на уровне базового ЕГЭ — см. п. 2 ). Подготовка к выполнению этих заданий НЕ ФОРМИРУЕТ У ШКОЛЬНИКА МАТЕМАТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ, необходимой для обучения на инженерных специальностях.
Блок С — прямая противоположность. В нём ровно одна задача — С1 — соответствует требованиям прежних вступительных экзаменов инженерных вузов, остальные — существенно сложнее. Не случайно количество стобалльников по математике составляет всего порядка 50 человек по всей стране, и даже победители международных математических олимпиад далеко не всегда набирают по этому ЕГЭ полный балл (они, правда, обычно «прокалываются» на вычислениях «столбиком» из блока В).
Однако система оценки результатов ЕГЭ такова, что правильное выполнение одних только заданий блока В дает школьнику 68 тестовых баллов из 100. Достигается это за счет шкалы пересчета, по которой оценивают профильный экзамен.
Но если мы будем оценивать этот ЕГЭ не по официальным критериям, а так, как того требует здравый смысл, то результаты будут иными. За контрольную не принято ставить тройку, если ученик не выполнил хотя бы половину заданий. Так вот, этот «рубеж половины» преодолели в 2015 году всего 3,5% выпускников. Остальным в такой ситуации положено ставить два. Настоящие четверки (выполнение более ¾ заданий) заработали всего 0,2%. Число полных отличников измеряется единицами (из полумиллиона участников). Приведенные характеристики говорят о том, что профильный ЕГЭ — это перегруженный монстр, «бессмысленный и беспощадный». В любом случае называть такой экзамен «выпускным» и предлагать его всем школьникам категорически нельзя.
Таким образом, у школьников, ориентированных исключительно на подготовку к ЕГЭ, математическая культура, достаточная для инженерных специальностей, формируется лишь в том случае, если они реально работают в «зоне С». Это оценки ЕГЭ выше 70 баллов. Таких в 2015 году было всего 7% от общего выпуска (для сравнения: в 2014-м — 11%). И поступают эти ребята отнюдь не в инженерные вузы. В какой-то мере положение спасают учителя, которые, не глядя на ЕГЭ, добросовестно проходят всю математическую программу. Они поднимают учеников на соответствующий уровень, хотя это никак не находит отражения в результатах единого экзамена, потому что заданий «инженерной математики» там фактически нет.
Заметим, что до прихода команды Ященко блок В единого экзамена по математике целиком состоял из задач инженерного уровня. Не будем никого обвинять в злом умысле, но более изящный ход по разрушению отечественного инженерного образования придумать трудно.

11. Почему ЕГЭ по русскому языку является обязательным конкурсным экзаменом во все вузы?

Этот вопрос имеет прямое отношение к качеству инженерного образования.
Вступительный экзамен по русскому языку — в виде сочинения — был всегда. Но в прежние времена он оценивался по схеме «зачёт — незачёт» и в конкурсном отборе не участвовал. Так же было и с ЕГЭ на этапе апробации. Но в декабре 2008 года министр А.Фурсенко своим приказом №365 обязал все вузы включать результаты ЕГЭ по русскому в сумму конкурсных баллов, которая в конечном счете и определяет шансы на зачисление.
Заметим, что подобное решение относительно оценки за сочинение принималось в 70-80-е годы. Но тогда негуманитарные вузы поступили с этим просто: они стали оценивать сочинение почти исключительно на 3 или 2 (среди их абитуриентов редко попадались литературные гении), вернув тем самым явочным порядком прежнюю систему. С ЕГЭ такой трюк не проходит, и сегодня выпускники старательно зазубривают ответы на стандартные вопросы, чтобы набрать лишних 5-10 конкурсных баллов. Потому что по русскому языку эти баллы получить гораздо проще, чем по физике и математике, на которых базируется инженерное образование .
Число стобалльников по русскому в 40 РАЗ БОЛЬШЕ, чем по математике. Распределение баллов ЕГЭ по русскому языку является антиподом распределения по математике: если в математике более половины заданий выполняют всего 3,5% выпускников, то по русскому языку аналогичный рубеж преодолевают 80% тех же самых школьников. Вот так и заполняют аудитории технических вузов студенты с обрывками филологических фактов в голове и нулевыми знаниями по основным дисциплинам, а способные ребята, которые не уделили должного внимания тупой зубрёжке, оказываются за бортом.
Поэтому вопрос, вынесенный в заголовок этого раздела, очень актуален. Ответ на него простой: всё это нужно для сохранения имиджа ЕГЭ. И только. Если бы распоряжение Фурсенко было отменено, подавляющему большинству абитуриентов (кроме ряда гуманитарных специальностей) было бы достаточно для поступления 36 зачётных баллов по русскому, которые автоматически набирает каждый вменяемый человек. И тогда сразу катастрофически падает средний балл! А чем объяснять это падение? Ведь не тем, что наши выпускники за год стали вдвое безграмотнее? Объяснение будет только одно: этот ЕГЭ к грамотности и владению русским языком отношения практически не имеет, и чтобы его сдать, школьник должен быть всего лишь соответствующим образом «натаскан».

12. ЕГЭ для начальной школы.

Наша начальная школа до сих пор сохранила определенную самодостаточность. В упрощенной форме целью начального образования является обретение четырех навыков: читать, писать, считать и иметь общие представления о процессах в окружающем мире (ЧПСО — введем условную аббревиатуру). Понятно, что учить этому можно в разной мере, и мера может меняться, но, к счастью, здесь сильна инерция. Во всяком случае, в начальной школе жива ещё наша главная образовательная традиция — учить каждого! Потому что любой выпускник 4 класса, не обладающий умениями ЧПСО, становится проблемой для школы: будут претензии со стороны родителей и (возможно) со стороны учителей, к которым он поступит в 5 классе.
Но в 2015 году Минобр постановил ввести ЕГЭ для начальной школы. Сразу заметим, что эта аббревиатура крайне непопулярна в народе, поэтому министерство именует все свои новые егэшные проекты без «егэ». И единая итоговая аттестация 4 класса получила название ВПР — всероссийская проверочная работа. Чиновники Минобра много слов потратили, доказывая, что ВПР — не ЕГЭ. Но поскольку ничего убедительного сказано не было, их назойливость ещё более убедила всех, что это именно оно и есть.
Проведенный в декабре 2015 пробный прогон ВПР продемонстрировал наличие всех атрибутов единого экзамена. Были выставлены демонстрационные версии, издательство «Просвещение» массовым тиражом выпустило методички для подготовки к ВПР, да и сам факт проведения ПРОБНОЙ работы говорит о том же. И уже встал вопрос о «честности»: Рособрнадзору не понравилось, что в некоторых районах больше половины школьников получили пятерки. Что же изменится после введения единой итоговой аттестации в 4 классе?
В заданиях ВПР будут формализованы требования к навыкам ЧПСО, которые сегодня определяются «по понятиям» – традицией конкретной школы, её кадрами и содержанием учебных программ. Насколько удачной будет такая формализация — можно судить по опыту ЕГЭ и ОГЭ. Но принципиальным здесь будет не содержание ВПР в целом, а уровень минимального аттестационного порога. По социальным причинам этот ЕДИНЫЙ для всех школ страны порог будет неизбежно низким. (У нас уже есть конкретный образец — базовая математика для 11 класса.) Установленный на государственном уровне, он станет той самой планкой, на которую будет ориентироваться массовая начальная школа. Пройдет пара лет, и содержанием образовательного процесса в ней станет подготовка к ВПР, причем основное внимание учителя будет направлено на самых слабых учеников. Они станут его главной заботой, потому что ВПР — «объективная и единая», мимо неё «не проскочишь». И в начальную школу придет то, что сегодня царит на уроках по «базовой математике» в 11 классе: будут заниматься с самыми тупыми самыми простыми вопросами.
Но жизнь старается обтекать острые углы. Поэтому очень скоро встанет во весь рост проблема «честности ВПР». И тогда вся егэшная мерзость с полицией и досмотром спустится в начальную школу, к малышам.
Иначе не будет: мы это уже прошли с ЕГЭ и ОГЭ.

13. ЕГЭ, ВПР и бюрократизация школы.

Многие склонны объяснять все действия Минобра двумя причинами: интересами пятой колонны и обилием дураков. Не отрицая их, следует-таки отметить, что министерство достаточно внимания уделяет решению собственных проблем, проявляя определенную изобретательность.
В подтверждение данного тезиса приведем исторический пример. На заре введения ЕГЭ это начинание фигурировало в паре с ГИФО — образовательным сертификатом, который государство должно было выдавать выпускникам по результатам единых экзаменов. Такой сертификат, представленный в вуз абитуриентом, обеспечивал финансирование обучения. Тем самым управление денежными потоками в образовании передавалось стихии рынка.
Глупость этого решения зашкаливает (это про дураков), и интересы пятой колонны вполне соблюдены: при такой системе финансирования все непопулярные специальности (инженерные — в частности) были бы ликвидированы разом. Однако предложение это не прошло, и ныне аббревиатура ГИФО забыта. В Минобре сообразили, что, лишившись рычагов финансового давления на вузы, они потеряют возможность влиять на процессы в образовании. Поэтому быстро отыграли назад.
Начиная с 90-х годов, государство перестало требовать от школы каких-либо результатов на выходе. Более того, стала отчетливо просматриваться тенденция к тому, чтобы этих результатов, по возможности, не было (наиболее откровенно об этом сказал Г.Греф). И наша школа неторопливо (в силу огромной инерции, обретенной в советский период) стала двигаться в заданном направлении. Понятно, что выпускные аттестационные экзамены стали помехой на этом пути. Отмена этих экзаменов путем введения ЕГЭ — бесспорно креативный ход Минобра. Ведь какой бы ни была школа, дети все равно будут готовиться к поступлению в вуз. Так пусть результаты вступительных экзаменов (в виде ЕГЭ) и будут считаться итогами школьной аттестации. Всем хорошо! Только массовая школа в такой схеме оказалась не у дел. Туда пришла свобода не учить и не учиться.
Понимание этого тоже приходило постепенно, но вместе с таким понимаем не у дел неизбежно должен был оказаться сам Минобр: у учителя пропадал какойлибо резон обращать на него внимание. К чему приводит подобная ситуация — хорошо известно: управляющая структура начинает давить подчиненных требованиями отчетности. Только так она может обозначить собственную власть и значимость. Классическая ситуация: результат совершенно не важен, но исполнитель должен бегать. Как белка в колесе.
В школе была создана среда «бюрократизированной халявы». В этом сочетании «халява» (полное отсутствие аттестационного контроля и, как следствие, обязанности учить) протестов в школе не вызывала, а вот бюрократизация, естественно, не нравилась. Хотя надо понимать, что первого без второго не бывает.
Но с бюрократизацией получился перебор. Многие учителя открыто говорят, что вал отчетности, которым задавили школу, не имеет никакого отношения к образованию и вообще лишен смысла. В итоге поднялась серьезная волна общественного протеста. Она уже поддержана Думой и стала представлять реальную угрозу для Минобра.
Министерству срочно понадобились механизм воздействия на школу, который бы имел отношение к образованию. Его нашли: это те самые ВПР о которых шла речь в предыдущем разделе. Такие ежегодные мини-ЕГЭ по каждому предмету собираются ввести в каждом классе, начиная с пятого. Учителю будет поставлена конкретная задача: его ученики должны выдавать некий балл по этим контрольным. Халяве конец! Тем, кто позволял себе не делать ничего, чтото делать придется. И в этом плане предложение выглядит как позитивное. Но так ли это?
Особенностью нынешней ситуации в образовании является наличие образовательных стандартов (ФГОСов), которые не налагают никаких единых требований на содержание учебного процесса. Имеются лишь ПРИМЕРНЫЕ программы, на основе которых свои программы должна разработать школа.
Положение немыслимое! По сути, Минобр открыто объявил, что предложить учебные программы он не в состоянии, и обязал заниматься их составлением школьного учителя (представьте молодую учительницу в сельской школе). В какой стране, кроме нашей, такое возможно?
Но из этого следует, что в школах нынче учат, «кто во что горазд». И вот на это многоцветие подходов и результатов должна лечь единая ВПР.
Совершенно ясно, какой она будет, чтобы не вызвать шока, стрессов и более серьезных социальных проблем. (Можно снова посмотреть на эталон выпускного «базового ЕГЭ» по математике.) И именно эти контрольные, а не «примерные образовательные программы» ФГОСов, будут определять содержание школьного образования. Довольно скоро оно таким и станет, превратится в натаскивание на эти итоговые работы. Пойдет процесс прямого объегэшивания школы, начиная с первого класса. Слегка расшевелив полных бездельников, он неизбежно будет опускать тех, кто ещё учит и учится.

14. ЕГЭ как пропуск в социальный отстойник под названием вуз.

Наши вузы официально называются образовательными учреждениями. Но, как уже было сказано, с начала 90-х, они в большей мере выполняют функцию социальной нейтрализации молодежи. В то время прием студентов был многократно увеличен (в том числе и на бюджетные места), хотя реальной потребности в кадрах в стране не было. Обучение молодежи в вузах стало важным для власти прежде всего как форма занятости выпускников школ, снимающая социальное напряжение. При этом заказчика (государство) качество подготовки фактически не интересовало. В условиях нищенского финансирования, вузы стали обретать черты социального отстойника для молодежи.
В последующие годы отношение Минобра к системе вузов не изменилось. Во всяком случае, все «реформы» высшей школы, заведомо наносящие удар по качеству образования, отлично укладываются в концепцию финансовой оптимизации социального отстойника.
Это подушевое финансирование (вузу теперь перечисляют бюджетные деньги не за качество обучения, а за факт пребывания студента в его стенах), которое фактически ликвидировало угрозу отчисления и породило среди студентов толпу полных бездельников, клиентов многочисленных «фирм», пишущих за деньги контрольные, курсовые, дипломные и т. п.
Это болонская система: зачем учить пять лет, если для «отстоя» вполне хватит четырёх?
Это и последовательное увеличение количества студентов на одного преподавателя (если о качестве обучения речь не идет, зачем много преподавателей?).
Введение системы ЕГЭ, которое привело к обвальному снижению качества приёма, резко усилило факторы, способствующие замещению учебного процесса его имитацией. И это замещение не произошло ещё в полной мере только потому, что в каждом вузе есть студенты, которые пришли туда учиться, и есть преподаватели, которые хотят и могут этих студентов учить.
Самое интересное, что «высшее псевдообразование» достаточно широко востребовано нашими гражданами. Пребывание в вузе способствует социализации молодых людей и даёт им статус «человека с дипломом», у которого гораздо шире возможности трудоустройства. Качество образования и его профиль при этом не существенны, главное, что после вуза (не важно какого) проще и содержательнее решается вопрос: кем быть? Можно долго перечислять профессии, на которые принимают людей с высшим образованием, но крайне неохотно берут выпускников школ (от оператора(кассира) в банке, до проводника в поезде).
В системе ЕГЭ всё предусмотрено для того, чтобы обеспечить наполняемость «социального отстойника». Во всех вступительных единых экзаменах присутствуют примитивные задания, которые позволяют с нулевыми знаниями набрать далеко не нулевой балл, и с ним попасть в какой-нибудь вуз. Наиболее показательным в этом отношении является профильный ЕГЭ по математике. Подчеркнём: это профильный экзамен, для тех, кто выбрал математику в качестве вступительного экзамена в вуз. Так вот, первые три задачи этого ЕГЭ (по демоверсии 2016 года) стыдно предлагать даже второкласснику, да и следующие за ними — почти такие же. На вопрос — зачем там эти задачи? —мы фактически уже ответили: чтобы наши вузы были заполнены (а кем совершенно неважно).
Кроме того, не надо забывать, что средний балл ЕГЭ является основным показателем качества образования, и допустить его падение в нынешней обстановке Минобр категорически не может. Поэтому простейшие задания вступительных ЕГЭ будут становиться с каждым годом ещё примитивнее.
Таким образом, любой школьник может пытаться сдавать профильные ЕГЭ, не обладая осязаемыми знаниями предмета: авось «кривая вывезет». И многих вывозит, а потом их можно встретить в студенческих аудиториях.
Тут кстати упомянуть и о «мальчике из провинции», который, благодаря ЕГЭ, получил более широкие возможности обучаться в разного уровня столицах. В этом явлении есть неприятная деталь. Описанная выше особенность ЕГЭ открывает широкий путь для трудовой миграции молодёжи под видом получения образования. Студент приезжает в столицу. Его поселяют в общежитие, выплачивают стипендию, профсоюзная студенческая организация помогает ему адаптироваться в большом городе. А он, совершенно не «запариваясь» на учёбу, спокойно подыскивает себе место работы и, найдя его, покидает вуз. И руководство этого вуза, недосчитавшись ещё одного человека в формуле подушевого финансирования, выясняет, почему у них такой большой отсев? Не догадываясь, что их затронул процесс, весьма далекий от образования. Этот процесс стартовал недавно, но он быстро набирает обороты.

15. ЕГЭ и вступительные олимпиады.

Введение вступительных испытаний в виде ЕГЭ привело к обвальному снижению качества подготовки абитуриентов, и если бы не обширная система вступительных олимпиад, которая была создана в последние годы, состояние нашего высшего образования оказалось бы еще более плачевным.
В приемных комиссиях лучших учебных заведений хорошо известна аббревиатура БВИ, которая расшифровывается «без вступительных испытаний». Обладателями такого мандата являются победители вступительных олимпиад, количество которых (олимпиад) приближается к сотне. Диплом победителя дает право автоматического зачисления практически в любой вуз соответствующего профиля. Призеры получают сто баллов за соответствующий ЕГЭ. Общее количество школьников, охваченных олимпиадами (а к ним привлекают учеников, начиная с 5 класса) составляет 1,2 миллиона. (Весь школьный выпуск вдвое меньше.) Заметим, что официальных стобалльников по математике, например, в 2015 году было 55, а выпускников, получивших в итоге ту же оценку по результатам олимпиад — в десятки раз больше.
По форме проведения заключительные туры этих олимпиад представляют из себя классические вступительные экзамены, которые проводят преподаватели вузов без камер видеонаблюдения, металлоискателей и прочих атрибутов ЕГЭ. Однако следует заметить, что списать там гораздо сложнее, чем на едином экзамене, потому что сами организаторы заинтересованы в честности испытаний (в отличие от ЕГЭ).
Все ведущие вузы проводят свои вступительные олимпиады. Именно благодаря им наше образование все еще держится в какой-то степени на плаву. Охватывая массу школьников, олимпиады задают для них иные ценностные ориентиры, соответствующие нашим образовательным традициям и отличные от натаскивания на шаблонные задания единого экзамена. Заметим, что очные туры ряда олимпиад проходит в устной форме, в виде обычного диалога экзаменаторов и экзаменуемых. Вузы тратят огромные собственные финансовые и человеческие ресурсы на проведение этих мероприятий, потому что качество набора по ЕГЭ их категорически не устраивает.
В связи с этим интересно задать вопрос: почему о наличии олимпиадного способа поступления в вуз сторонники ЕГЭ дружно молчат? Ведь это абсолютно антиегэшная система, с «коррупцией», «субъективизмом» в оценках и прочими недостатками, которые «победил» ЕГЭ. И система МАССОВАЯ, с охватом более миллиона человек.
А молчат потому, что вступительные олимпиады — это компромисс, с помощью которого вывели из борьбы с ЕГЭ ректоров ведущих вузов. И еще потому, что ликвидация олимпиад — прямая смерть нашего образования. Президент, похоже, понял это, судя по высказываниям, в которых он касался данной темы.
Подводя итог, можно сказать, что прежняя (проклятая!) система приема в вузы у нас сохранена. Для желающих. Потому что без этого стране не выжить.
А массам впаривают сказку о благах ЕГЭ, о побежденной коррупции и об увеличении приема провинциалов в столичные вузы. Забывая при этом сказать, что выпуск школ за последние годы из-за демографического обвала 90-х почти сравнялся с количеством бюджетных мест.

16. ЕГЭ и качество работы учителя.

Качество работы педагогов является сегодня центральной проблемой всего образования. Заметим, что весь наш текст посвящен одной из основных причин резкого снижения качества среднего образования. И главный вывод проведенного анализа состоит в том, что отрицать негативное влияние фактора ЕГЭ — значит заведомо уходить от решения вопроса. Но именно такой подход лежит в основе всех действий Минобра.
Одной из заявленных целей введения ЕГЭ было создание инструмента «независимой и объективной» оценки работы учителя и на основе этой оценки материальной мотивации его труда. Сегодня совершенно очевидно, что этот подход оказался несостоятельным. Это поняли и в Минобре, судя по разъяснениям Д.Ливанова в июле 2014 года и письму от 16 сентября 2014 г. № 02-624 С.Кравцова, где сказано, что «результаты ЕГЭ не должны использоваться при составлении рейтингов образовательных организаций и оценке эффективности работы учителей.» Причины такого решения ясны: очень в разном положении оказались педагоги элитных профильных классов, в которые происходит специальный отбор учеников, и учителя классов обычных. К тому же часто учителя получали премии за успехи репетиторов, что не способствовало формированию здоровой атмосферы в педагогических коллективах.
Сама идея найти численный инструмент, позволяющий оценить качество работы учителя, не состоятельна. Образовательный процесс — слишком тонкая материя, о нём трудно судить дистанционно из министерских кабинетов. Чтобы получить реальное представление о работе школы, работникам системы управления образованием надо спуститься в неё и от надзора перейти к сотрудничеству. Так, как это делали в недавнем прошлом методисты РОНО. Термин «надзор» не уместен в сфере образования.
В отношениях Минобра и образовательных учреждений сформировался глубокий антагонизм, который отчетливо проявляется при проведении аккредитации. Эта бессмысленная и затратная процедура в значительной части сводится к тому, что в образовательном учреждении изготавливают для неё массу подложных документов (от расписания занятий до учебных программ). Причем об этом знают все: и учителя, и ученики, и работники контролирующего ведомства, которые затем проверяют эти бумаги на предмет соответствия каким-то нормативным требованиям.
Ясно, что в такой ситуации ни о каком сотрудничестве «верхов и низов» речь идти не может. Поэтому все попытки Минобра организовать какой-то внешний контроль (например, вводимые сейчас ВПР) будут встречены саботажем и потребуют установки камер видеонаблюдения и прочих атрибутов «честного ЕГЭ».
Особо тяжелые последствия для образования могут иметь обязательные аттестационные ЕГЭ. Первый прецедент в этом направлении уже есть — базовый ЕГЭ по математике, который мы подробно обсуждали в п. 2 и 9. В обществе растет понимание, что школа не может эффективно работать без выпускной аттестации. Однако ничего другого, кроме ЕГЭ, современные реформаторы уже и не мыслят. Потому речь идет только о введении обязательных единых экзаменов: по истории, физике, иностранному языку (тут уже и срок назван — 2022 год) и т. д. Но это ни в какой мере не будет решением проблемы. Крайне низкий аттестационный уровень таких экзаменов нетрудно предсказать на примере базового математического ЕГЭ. Как и в случае математики, они зададут образовательную траекторию, по которой будут направлены практически все школьники, кроме учащихся профильных классов. С соответствующим результатом на выходе.
Здесь следует еще раз подчеркнуть, что полная передача аттестации учителю (которая сегодня имеет место по всем школьным предметам, кроме русского языка и математики) предпочтительнее, чем государственный выпускной стандарт на уровне ноль. Хотя учитель аттестует «по понятиям», но всё же эти понятия у многих педагогов пока ещё есть.
«Базовая государственная аттестация» опускает сразу и всех.

17. Зачем России советская система образования?

Основные предложения данной работы сводятся к восстановлению наших образовательных традиций. В связи с этим актуален вопрос, вынесенный в заголовок.
Дискредитация достижений советской школы является неотъемлемой частью идеологической поддержки проводимых образовательных «реформ». На этой ниве «трудятся» не только чиновники, но и многочисленные либеральнорыночные «специалисты», которые не имеют представления о реальных процессах, идущих в образовании, но тем не менее убеждены, что в новую эпоху и образование должно быть новым.
Звучит вроде правильно, но надо понимать, что национальное образование формируется столетиями, и оно не бывает «старым» или «новым». С ним проще: оно либо есть, либо его нет.
После революции 1917 года в стране доминировали похожие настроения: всё сломать и построить по-новому. И в прежней системе обучения косяком пошли эксперименты. Продолжалось это примерно 10 лет, пока не поняли, что есть очень простой способ решения проблемы: взять то, что было создано гениями предыдущих поколений. И дореволюционную гимназическую систему, которая раньше была доступна только элите, сделали общенародной. В этом, кратко, и состояло «ноу-хау» советской власти.
Суть советской системы проста: УЧИТЬ ВСЕРЬЕЗ, ВСЕХ И ВСЕМУ, чтобы иметь возможность не потерять и раскрыть каждый потенциальный талант.
То, что пришедшая после перестройки власть придерживалась (и до сих пор продолжает придерживаться) иной целевой установки — вопросов не вызывает. Однако меняющаяся внешнеполитическая обстановка неизбежно заставит государство обратиться в сфере образования к отечественному опыту 20 века. Сила страны — в людях, в кадрах самой высокой квалификации. Проблема дефицита кадров уже встала во весь рост, и она может быть решена у нас только за счет собственных демографических ресурсов. А эти ресурсы по отношению к нашей территории ничтожны. Поэтому, чтобы продолжать быть на географической карте, мы просто обязаны развивать способности каждого ребенка, вне зависимости от того, где он родился: в столице или глухой деревне. И воспитывать его патриотом, который видит высшую радость в творчестве и служении своей Родине.
А это и есть советская система образования.

18. Что делать? Пути выхода из катастрофы ЕГЭ.

Из трех классических вопросов: «что происходит?», «кто виноват?» и «что делать?», мы подробно рассмотрели первый. При этом был назван ряд фамилий, но имеющийся опыт кадровых перемен в Минобре показывает, что дело здесь не в персоналиях: на протяжении последних двадцати с лишним лет практически все «реформы» в сфере образования работали исключительно со знаком минус. Интересно было бы разобраться в причинах такого уникального постоянства. Возможно, это следствие профессиональной безграмотности («хотели, как лучше, а получилось…»); или результат идеологической установки на разрушение «советского наследия» во всех его формах; или выполнение заказа олигархического капитала, который претендует на управление страной и категорически не нуждается в образованном народе; или — просто действия пятой колонны. Но мы не будем разбираться в соотношении этих причин или наличии каких-то других: цель статьи не в этом.
Мы исходим из того, что страна подошла к порогу, который требует кардинального пересмотра политики в сфере образования. Состояние среднего образования однозначно свидетельствует о безотлагательной необходимости освободить школу от разлагающего воздействия ЕГЭ. Школа сегодня в значительной степени «посажена на иглу» единого экзамена, поэтому соответствующие действия должны быть мягкими и деликатными, чтобы не вызвать «абстинентного синдрома», способного спровоцировать социальную напряженность.
Суть предлагаемого перехода выражается формулой отделения школы от ЕГЭ. Речь идет о полном упразднении аттестационных функций ЕГЭ, постепенном восстановлении классических выпускных экзаменов и вынесении вступительных ЕГЭ за рамки среднего образования.
Восстановление выпускных экзаменов — задача первостепенной важности. ЕГЭ — это система тотального недоверия к учителю, а в условиях недоверия нельзя требовать ответственности. Надо вернуть школе доверие, возвратив ей функцию аттестации выпускников, и возложить на учителя ответственность за эту аттестацию. Не исключено, что после ряда лет «халявы» многим будет неприятна такая нагрузка. Но обязанность учить всех — наша главная образовательная традиция. Так было в течение многих десятилетий, и мы должны эту традицию восстановить. Это позволит включить механизмы самоконтроля качества работы учителя и восстановит «низовой контроль» со стороны завуча и директора школы. В п. 9 было подробно объяснено, в чем неоспоримое преимущество «нечестных» выпускных экзаменов по сравнению с «честным» аттестационным ЕГЭ.
Возврат выпускных экзаменов по всем основным предметам школьного курса не должен быть неожиданным. Необходимо заранее объявить об этом решении. На переходный период (не более 1-2 лет) аттестационным экзаменом по русскому языку можно считать выпускное итоговое сочинение, а по математике использовать аттестацию по результатам текущей успеваемости. Базовый ЕГЭ по математике отменить НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО, чтобы учителя в выпускном классе не тратили время на натаскивание двоечников на решение примитивных задач, а занимались математикой с теми, кому она действительно нужна и интересна. Всё сказанное в полной мере относится и к аттестации 9 класса: надо восстановить классические экзамены и отменить ОГЭ.
Первоначально программы выпускных экзаменов не должны быть слишком сложными, их уровень придется поднимать постепенно, но в любом случае они должны быть на порядок содержательнее аттестационных требований ЕГЭ. При этом надо предоставить школам право самим усложнять выпускные экзамены, если они считают это целесообразным. Аттестацию следует проводить преимущественно в устной форме, что позволит минимизировать эффект различных технических «средств поддержки», которыми широко научились пользоваться современные ученики. В состав экзаменационных комиссий должны обязательно входить представители родительских комитетов. Критерии оценивания при этом в разных школах будут отличаться, но это неизбежно и это правильно: троечник СУНЦ МГУ зачастую превосходит отличника сельской школы, но это не значит, что в сельской школе отличников не должно быть.
Выпускной экзамен принципиально отличается от вступительного. Это экзамен, проходящий в доброжелательной обстановке, без конкуренции и гонки за максимальным баллом, без особых стрессов, камер видеонаблюдения и рамок металлоискателей. Выпускные экзамены когда-то завершали «школьные годы чудесные», за ними следовало получение аттестата ЗРЕЛОСТИ. Сохранившееся до сих пор разговорное название документа о среднем образовании свидетельствует о его былой значимости. Возврат выпускных экзаменов сыграет свою роль в восстановлении значения среднего образования, его самодостаточности как универсальной базы для дальнейшего роста и развития личности. Причем совсем не обязательно это развитие должно быть связано с обретением «высшего» образования, которое в значительной мере превратилось в профанацию.
Как уже было сказано, вступительные ЕГЭ следует вынести за рамки среднего образования. При этом надо законодательно отказаться от использования баллов ЕГЭ для оценки качества образования во всех формах: это результаты вступительных экзаменов, и только. Ещё раз подчеркнем, что баллами ЕГЭ Минобр прежде всего оценивает сам себя, и не стоит его провоцировать на неизбежные манипуляции с ними. Кроме того, как уже было сказано выше, привязка оценки качества образования к баллам ЕГЭ не дает возможности совершенствовать сами экзамены, наполняя их массой никому не нужных примитивных заданий.
Структуру вступительных ЕГЭ следует кардинально изменить, и опять-таки объявить об этом заранее, чтобы будущие абитуриенты успели перестроиться. Надо сократить количество заданий и сделать их более адекватными требованиям вступительных экзаменов. ЕГЭ по математике следует разделить на два уровня: «инженерный» и «для математических специальностей» с числом задач 7-8 в каждом, предоставив выпускникам возможность сдачи двух экзаменов. Целесообразно дать вузам право самим решать, включать ли результаты ЕГЭ по русскому языку в сумму конкурсных баллов или ограничиться зачётным порогом (как вариант, для этой цели можно использовать школьное выпускное сочинение).
Надо полностью отказаться от стандартизации будущих экзаменационных заданий по шаблону демонстрационной версии. Отсутствие этого шаблона поставит школьников перед необходимостью содержательно изучать предмет, а не заниматься отработкой стандартных алгоритмов, которые нигде более не потребуются. Эта мера позволит отделить школу от ЕГЭ не только декларативно, но и содержательно, и в какой-то степени восстановит подготовительную функцию вступительных испытаний (см. п. 5).
Вузам следует предоставить право на восстановление собственных вступительных экзаменов (в том числе и устных) на те специальности, где это требуется. Такие экзамены могут проводиться в том числе и дистанционно на базе пунктов сдачи ЕГЭ.
Целесообразно также внедрить единую электронную систему зачисления в вузы, которая позволит абитуриенту по результатам сданных экзаменов выбирать место учебы и поступать в университет, не выходя из-за домашнего компьютера.
Есть все основания считать, что предложенные меры дадут незамедлительный позитивный эффект.

19. Заключение.

Современное состояние нашего образования очень точно выражает слово «катастрофа». Если начать перечислять его проблемы, то даже неполный их список займет несколько листов. Знакомство с ними вызывает ощущение неподъемности: разгребать эту гору в любом случае предстоит не один год. Но для этого нужно другое отношение власти к проблемам народного просвещения, а правильнее — совсем другая власть. Поэтому многие считают вопросы образования второстепенными и связывают их решение с революционной сменой управления страной.
Но, увы, мировой опыт «разноцветных» революций последнего десятилетия показывает, что они не решают проблемы, а только их создают. Поэтому очень важно найти иной путь, и в нашем тексте речь идет именно об этом.
В отношении к образованию мы все едины. Мы все хотим, чтобы оно было, и было настоящим. Выше показано, что ЕГЭ является одним из основных элементов, вызывающих неотвратимую деградацию системы образования. Это удавка, отношение к которой у подавляющего большинства населения (более 70%) строго отрицательное. Мы выходим к власти с конкретными предложениями, позволяющими мягко избавиться от этой рукотворной беды. От наших предложений уже сегодня трудно отказываться. А по мере дальнейшего нарастания негативных процессов в образовании отказаться станет невозможно. Потому что правда о «едином экзамене» находит своего адресата, и скоро любое позитивное высказывание о ЕГЭ любого публичного политика будет означать крест на его карьере.
У наших оппонентов не останется выбора: либо признать антинародный и антигосударственный характер своей линии, либо поставить точку в истории ЕГЭ.
Но последнее будет означать отказ власти от самой себя, переход её в новое качество, разворот во всей внутренней политике.
Проблема ЕГЭ внешне аполитична, но в ней концентрированно выражается главный антагонизм между нынешней властью и народом. Мы обязаны победить, потому что все карты в наших руках. Для решения этой проблемы не нужно финансовых средств (напротив, бюджет получит экономию в полтора миллиарда), ее нельзя связать с мировым экономическим кризисом и конъюнктурой цен на нефть. Для этого нужна только политическая воля.
Нам очень повезло: не каждое время дает такой ясный шанс. И можно определенно сказать, что борьба с ЕГЭ — это борьба за возрождение России.
Движение «За возрождение образования»: http://vk.com/rvs.obrazovanie